Алина Гарбузняк

В новом году «Единая Россия» попытается измениться в лучшую сторону. Руководство намерено оздоровить моральный климат внутри партии, научить партийцев культурному общению с оппонентами и умению думать самостоятельно. О том, чего не хватает партии власти, чтобы стать цивилизованной и интеллигентной, «Московским новостям» рассказал автор проекта партийной учебы единоросс Дмитрий Юрьев.

Дмитрий Александрович Юрьев — бывший глава петербургского отделения «Единой России». Теперь он один из руководителей проекта партийной учебы «Гражданский университет». Профессиональная переподготовка единороссов должна начаться уже в этом году. Летом 2012 года, претендуя на пост главы ЦИК «Единой России», Юрьев опубликовал на партийном сайте документ, в котором жестко раскритиковал нынешнее положение партии власти и предложил собственную программу преобразований. В ней Юрьев открыто сказал о том, что большинство единороссов почти всегда публично отрицало: партия целиком зависима от исполнительной власти и живет в «административно-номенклатурном заповеднике». Сам Юрьев во многом не согласен с официальной позицией партии, в частности, большой ошибкой он считает принятие «антимагнитского закона».

— Один из пунктов вашей программы — «Улучшение морального климата в партии». Что вы имели в виду? В партии действительно не все в порядке с моральным климатом?

— Если вы читали этот текст, я написал там…

— …что необходимо «изменение характера и стиля внутрипартийных отношений». Я не совсем поняла, что вы подразумеваете под «накачками» и «наездами»?

— Я подразумеваю определенный стиль работы, когда сверху вниз даются указания, как организовывать работу на местах. Это не носит тотального характера. Часто такие вещи бывают вполне профессиональными и уважительными, но иногда, особенно в острых ситуациях, какие-то рамки переходят и действуют по принципу «давай-давай». Это приводит к не очень хорошим последствиям. Но, наверно, неправильно было бы сильно погружаться в эти давнишние бумаги…

— Программа написана в августе – полгода назад. Разве за это время партия могла измениться?

— Нет, но мы же не обо мне сейчас говорим. Я за это время перестал быть партийным работником.

— Но убеждения ваши не изменились?

— Убеждения — нет, они у меня не меняются, наверное, на протяжении последних двух десятков лет. Оценки ситуаций меняются всегда, постепенно, в зависимости от того, что происходит. Одним из ответов на эти мои оценки и было предложение организовать партийную учебу. Предложения по системе партийной учебы разрабатывались мной не в одиночку. В партии у меня есть единомышленники и соратники.

— У вас действительно есть соратники? Это удивительно слышать, потому что, насколько я помню, никто из партийцев еще не отваживался на такую жесткую критику «Единой России», во всяком случае, публично. Проектом «Гражданский университет» вы занимаетесь вместе с Андреем Исаевым…

— Да, я его и имел в виду в качестве моего партнера.

— Он всегда считался ультраконсерватором, а у вас, судя по вашей программе, очень либеральные взгляды. Как вы уживаетесь друг с другом? Наверно, непросто сотрудничать…

— Я абсолютно не согласен с таким словоупотреблением.

— Каким именно?

— Консерваторы и либералы. Идеология Исаева – социально-консервативная, она наиболее близка к моей. Мы все время путаем понятие «либерализм» с понятием «свободомыслие». Свободомыслие вполне может быть и консервативным. А либерализм может быть абсолютно тоталитарным. В этом смысле я не изменял своим убеждениям.

— В своей программе вы выражаете сожаление по поводу того, что партия несамостоятельна. Вы пишете: «Мы всегда были с Путиным, были его командой, были его инструментом. Но никогда не были его опорой. Потому что опираться можно только на то, что пружинит. А не на то, что всегда прогибается». «Единая Россия» действительно всегда прогибалась?

— Это опять будет разговор о моих личных взглядах… «Единая Россия» создавалась в начале 2000-х, когда политическая система России обанкротилась, когда все рушилось. На волне всеобщей тревоги Путин оказался уникальным человеком, который удовлетворил всех, хотя взгляды у всех были разные. Была введена система внешнего управления, вертикаль. «Единая Россия» была не правящей партией, а партией власти, то есть неким инструментом. Власть находилась в руках у президента и его команды, а во время выборов возникал некий список под названием «партия «Единая Россия». В 2007 году ситуация изменилась: партия наполнилась реальными людьми, там появились люди и вполне свободолюбивые, амбициозные. Партия становилась все более дееспособной и начинала действовать как субъект, но ее встроенность в систему была абсолютной и непререкаемой.

— Сегодня актуально утверждение, что партия не пружинит, а прогибается?

— В мае этого года на съезде принято кардинальное решение по изменению характера формирования выборных органов партии. Были перевыбраны все секретари региональных отделений тайным голосованием на альтернативной основе. Пружинит или не пружинит партия – это моя любимая формула, но ее все чаще употребляют и другие. Есть идеи, которые носятся в воздухе. Это значит, что формулировка выражает проблему, которая очень наболела: не нужно прогибать партию, не нужно прогибать людей. У Путина, у правящего режима огромная база опоры, это база имеет в себе и интеллектуальный, и творческий ресурс. Если с этим считаться, то у системы есть большое будущее. А если действовать по принципу наименьшего сопротивления и прогибать там, где можно прогибать, то возможна эрозия.

— Вы произнесли слово «наболело». Именно оно приходит на ум, когда читаешь вашу программу. Она написана человеком, у которого «наболело». Это была реакция на «накачки» и «наезды» сверху?

— Нет, «накачки» и «наезды» — это одна из сложностей.

— А что тогда наболело?

— Наболело то, что происходит в стране на протяжении 20 лет, что страна развивается больно, трудно, что когда я и такие, как я, пришли в политику в 1989-1990 году, и казалось, что стоит только прогнать дураков-партократов и привести к власти хороших демократов, и все будет хорошо. Но один раз не стало хорошо, второй, пятый… Политика — очень тяжелая работа. И в партии, и вне партии очень много людей, у которых наболело. На волне этого «наболело», пришел к власти в 1999 году Путин.

— Ну, когда читаешь текст, возникает ощущение, что наболело все-таки не в 1999 году, а сейчас. Это реакция не на 90-е годы уж точно.

— Ну, да, а что, кто-то говорит, что у нас сейчас все просто?

— Вы писали, что в 2005 году был взят курс на профессионализм, однако режим внешнего управления никто не думал смягчать. «Конституционное большинство в Думе было вынуждено практически безоговорочно штамповать все законопроекты, предложенные финансовым блоком Правительства». Вы говорите то, что другие члены партии в публичных комментариях всегда отрицали. Вы прямо-таки нарушаете партийную этику и дисциплину.

— Эти вещи, насчет финансового блока правительства, высказывали в последние годы публично не один и не два высокопоставленных единоросса. Идея следующая: я ничего не имею против бухгалтера, его работа сдерживать, контролировать, но когда мы бухгалтера назначаем министром социального развития – это системно опасно. По этой же причине экономисты-либералы не могут быть идеологами модернизации. Сейчас идеологом модернизации является Путин, потому что он говорит о ценностях, а не о том, сколько у нас есть денег.

— О ценностях — то есть о «духовных скрепах»?

— «Духовные скрепы» — это красивое словосочетание, но там было еще многое другое. Вообще все, что президент говорит сейчас о ценностях, о цивилизации, о культурных основах нашего народа — это очень важно. Приведу похожий пример: то, что произошло в 1920-1930 годы. Я имею в виду не репрессии и все ужасы, связанные с коммунизмом. Уникальное достижение советской власти — это культурная революция, точнее ликбез: за десять лет в стране радикально изменилась ситуация с грамотностью. Заложено это было еще в конце XIX века. Все педагогическое сообщество России шло к этому, это был фундаментальный процесс, окрашенный ценностями. Некрасов ждал времени, «когда мужик не Блюхера и не милорда глупого — Белинского и Гоголя с базара понесет». И большевики, при всей их гибельности, при всей их извращенности, были выращены в этой русской культуре.

— Как вы считаете, нынешняя ситуация внутри партии власти позволит вам при желании воплотить их в жизнь? Или «Единой России» еще далеко до выхода из «номенклатурно-административного заповедника»?

— Для меня этот вопрос открыт. Тема партийного образования была вынесена на широкое обсуждение в парии. Со своей программой я выступал по личному поручению руководства. Если это все всерьез, если программа, к которой мы сейчас пришли, которую Дмитрий Медведев оценил как разумную, заработает, если партия будет бороться за власть, учитывая, что может ее потерять, тогда все нормально. Если же исходить из того, что ты не потеряешь ни при каких условиях, то профессионализм тебе не нужен, тогда и партшкола не нужна, тогда тебе нужна только показуха и приписки о том, сколько гектаров хлопка убрано. Но я еще раз говорю, что шанс удержаться у власти имеет только цивилизованная, профессиональная, модернизированная, интеллигентная «Единая Россия».

— Чего ей не хватает, чтобы такой стать? Расскажите о системе обучения, которую вы внедряете.

— Проблемы существуют на всех уровнях. Активисты партии на самом нижнем уровне хотят получать элементарную политическую информацию и методические указания, как организовывать общественную работу и работу во время выборов. Здесь необходим хороший, качественный уровень соответствующих текстов, их доступность, грамотность. Сотрудникам исполкомов и региональным депутатам не хватает общего языка для обсуждения политических проблем, умения аргументировать. На местах каждый пытается танцевать от собственной печки, не зная того, что может помочь ему эффективнее решать свои задачи. Нужно проводить тренинги, семинары, где людям давали бы актуальную информацию, готовили бы их к тому, как действовать во время выборов. Кроме того, предусмотрено дополнительное образование на базе ведущих вузов и индивидуальная подготовка людей, претендующих на серьезную роль в политической работе, – лидеров. Они нуждаются и в психологической подготовке, и в умении вести публичные дебаты.

— Каковы, по-вашему, критерии качества политинформации?

— Я имел в виду качественную политическую публицистику, то есть умение подбирать необычные, яркие слова, точно акцентировать мысли. Эти требования относятся не только к политинформации, но и к политике в целом. Политика должна быть не только правильной, но еще и умелой. Любую самую правильную идею можно уничтожить несвоевременным, грубым, непрофессиональным ее провозглашением. И мы с вами неоднократно с этим сталкивались.

— Мне всегда казалось, что правильная идея говорит сама за себя. Можете привести примеры таких загубленных идей?

— Конечно. Например, наш ответ на принятый американцами «акт Магнитского». Есть много убедительных аргументов в пользу того, что «акт Магнитского» является грубым нарушением принципов международного права, несмотря на то, что в основу этого закона положено абсолютно гуманитарное соображение. С другой стороны, есть принятый в ответ на это «антизакон Магнитского», в котором есть очень много совершенно правильных вещей, касающихся тех граждан Соединенных Штатов, которые совершили противоправные действия в отношении наших граждан. Кроме того, есть проблема усыновления наших детей американцами. И есть доводы за то, чтобы прекратить эту практику, есть доводы против того, чтобы ее прекращать. Есть также мнение, что все угрозы были сняты не так давно заключенным соглашением между Россией и США об усыновлении детей. В этой третьей линии есть своя логика, но когда я слушаю людей, обосновывающих необходимость запрета на усыновление, то сама по себе их логика может звучать убедительно. Идея эта, может быть и верная…

— Идея, что нужно запретить?

— В этой идее есть много доводов, выслушивая которые, люди говорят: «Да, это убедительно». Но непрофессиональные действия тех специалистов по информационной политике, которые связали в один узел «закон Магнитского», «антизакон Магнитского» и проблему усыновления детей и еще назвали этот закон именем погибшего ребенка, – этот непрофессионализм нанес глубочайший ущерб имиджу партии «Единая Россия» и сильно осложнил морально-психологическую атмосферу в нашем обществе. Это произошло потому, что люди действовали по принципу «давай-давай, а там разберемся». Если бы они были чуть более образованны, если бы просчитывали хотя бы на два шага вперед, они смогли бы решить все эти проблемы: и жестко ответить американцам, и решить проблему усыновления, и при этом не нанести репутационного ущерба самим себе.

— Как лично вы считаете, чтобы решить проблему усыновления, нужен полный его запрет и более жесткий контроль?

— Я считаю, что была проведена огромная и очень профессиональная работа по заключению договора между США и Россией о режиме усыновления. Этот договор начал действовать в ноябре. По имеющимся у меня данным, за это короткое время ситуация в целом изменилась радикально. Если раньше представители наших детских домов очень негативно отзывались о поведении американских властей, то сейчас — у меня есть информация из нескольких детских домов — ситуация изменилась очень существенно. Такое небрежное действие с переходом сразу в лобовое столкновение мне кажется непрофессиональным. В пиаре бывают ситуации, когда заказчик закусил удила и говорит: «Выйди и при всех плюнь мне в лицо». Задача пиарщика-профессионала — лечь костьми, но не соглашаться на меры, которые этому заказчику навредят. Задача его как профессионала — не делать непрофессиональных действий. Так же как задача врача-нарколога — придумать что угодно, чтобы снять с иглы своего пациента, и ни в коем случае, как бы его ни просили, не поставлять запрещенных препаратов.

— В случае с ответом на «акт Магнитского» кто выступал заказчиком, а кто неумелым исполнителем?

— Давайте мы здесь остановимся.

— Вы хотите научить «Единую Россию» бороться за власть. А ей это надо? Разве не приятнее оставаться в «заповеднике» с мыслью, что потерять власть она не может?

— Партия должна стать мощной общественной силой, должна не то чтобы научиться проигрывать, а научиться выигрывать в той ситуации, когда она может и проиграть. У нас сейчас очень много партий.

— Но это такие условные партии.

— А кто им мешает?

— Законодательство, барьеры, фильтры.

— Нет, законодательство партиям ничем не мешает. Скорее мешает человеческий фактор — партийная бюрократия. Она везде одинаковая — и в «Яблоке», и в «Справедливой России», и в КПРФ, и частично в «Единой России». Партийной бюрократии очень выгодна та ситуация, которая есть сейчас. Оппозиции выгодно бороться против власти, а не за власть. Против власти можно бороться как угодно безответственно — деньги какие-то идут, должности какие-то депутатские есть, а отвечать по счетам не за что. Поэтому тактика предвыборной кампании в последнее время превращается у нас из соревнования проектов в диффамацию, дискредитацию: «Вы дерьмо» — «Нет, это вы дерьмо». Если у нас политический язык не выходит за пределы того, «кто дерьмо», это разрушает саму возможность цивилизованной политики. Главное препятствие — в общем состоянии нашей политической нравственности, в том, что у нас мейнстримом стала ненависть друг к другу, неуважение. Начнем с себя: у наших идеологов сейчас на каждом углу слово оппозиция звучит как матерное. С другой стороны, интеллигентнейший господин Сатаров, бывший помощник президента Ельцина, а сейчас активный деятель оппозиции, свое новогоднее обращение к политическим оппонентам начинает словами «подонки и нелюди».

— А можно ли интеллигентно разрешить актуальные конфликты? Мы уже поговорили про закон-реакцию на «акт Магнитского», но в этом году был принят целый ряд скандальных законопроектов, после каждого из которых долго выясняли, «кто дерьмо». И как, например, интеллигентно говорить о весьма жестком законе о митингах?

— Я приведу один пример. Я сам ходил на митинги в 1989 году, проходили они в самом центре Москвы, выходили туда до миллиона человек, и ни одного инцидента там не было. На этих демократических митингах всех тех, кто пытался поднять плакат «Смерть коммунистам», посылали подальше в грубой форме. Зато очень любили плакаты смешные, типа «Партия, дай порулить». Интеллигентность разрешения вопросов зависит и от интеллигентности общества, от моральности психологической атмосферы в обществе. Мы должны научиться конфликтовать между собой цивилизованно.

2013ФедеральныеФедеральный уровень