Завершается политический сезон, чтобы вновь вспыхнуть уже только в сентябре. Обрел ли российский парламент за этот политический год какие-то отличительные черты, которых не было в Думах прежних созывов?
Все однозначно склоняются к тому, что нынешняя Госдума непохожа на предыдущие. Она консолидировалась, искоренив даже минимальную оппозиционность в своих рядах и превратившись в консервативное большинство, которое вроде как отвечает чаяниям народных масс. Она выдвинула плеяду новых публичных персон, чем не отличались парламенты последних лет, храня пассивное безмолвие. Наконец, она занялась собственным творчеством, правда, не выходящим за пределы господствующего политического курса. Этот курс вкупе с количеством и качеством законотворческого процесса и несет главные опасности избирателям, включая и тех, кто сегодня одобрительно кивает головами на все новые инициативы депутатов. Потому что инициативы, как сорняки, больше засоряют публичное пространство, чем способствуют разрешению насущных для общества проблем. С гомофобиями и гомофилиями легче бороться, чем реструктурировать экономику и развивать социум. Однако конъюнктурность не заменит перспективы. Упущенные или искаженные возможности развития выйдут на поверхность позже. Так уже было, говорят эксперты. Лет тридцать назад.
«МН» приводят мнение трех экспертов, и удивительно, как они совпадают в оценке ряда черт парламентской работы: придание излишнего значения маргинально-сиюминутным темам; появление нового типа публичных политиков и последствия этого расцвета; наконец, компонент, неотъемлемый для любого парламента, но почти отсутствующий в российском, — экономика. В общем, качество жизни российского гражданина сегодня и впредь, на что тарифы, налоги и цены влияют в гораздо большей степени, чем мерещащиеся повсюду иностранные агенты и представители ЛГБТ.
Алексей Макаркин, политолог
1. Консолидация и оппозиция
Кремль как был, так и остается ключевым участником законотворческих инициатив. Он, по сути, определял логику процесса в начале периода, о котором мы говорим (политический год. — «МН»), — ее можно назвать консервативной. Он определял логику и в конце периода, и ее уже можно назвать откровенно реакционной из-за многочисленности и повышенной жесткости действий власти.
Какие характерные черты мы видим? Первая — вообще отсутствует противовес консервативным, затем реакционным действиям. Вторая — за это время произошла консолидация всех парламентских сил вокруг политики Кремля. Если в начале сезона «Справедливую Россию» еще можно было отнести к оппозиционной партии, то теперь все основные инициативы принимаются подавляющим большинством голосов, включая голоса СР. Кремль инициировал эту реакционную волну, а парламент ее принял и поддержал.
2. Отрицательный отбор и фракция либералов
Почему это произошло? Депутатский корпус можно разделить на две части. К первой отнести энтузиастов, лучших учеников — тех, чьи голоса ассоциируют с сегодняшней реакционной волной. Ко второй — большинство, среди которого люди в частных беседах порой и высказывают недовольство предпринимаемыми шагами, но открыто против волны идти не хотят. А потому, когда приходит время, дисциплинированно жмут на кнопки. Это во многом связано с тем, что у депутатов есть масса интересов, связей, ограничителей.
Не нужно также забывать, что среди депутатов многие действительно придерживаются консервативных взглядов. Это стало следствием отрицательного отбора в элиту, происходившего в нулевые годы, в частности, через выборы по партийным спискам. Одним указанием можно было удалить неугодного кандидата из любого партийного списка, если он выглядел не слишком лояльным. По иронии сейчас, по крайней мере в сфере экономики, самой либеральной фракцией в Госдуме выглядит «Единая Россия».
3. Декаданс и сверхидея
Власть сделала ставку на борьбу с разными аномалиями, к которым причислены и группы, протестно настроенные по отношению к власти. Нужен враг снаружи, но нужен враг и изнутри. Таким образом, активное, проевропейское, модернистское меньшинство, по сути, оказывается в осаде.
В следующем году, очевидно, реакционная линия будет продолжена. Нет никаких оснований полагать, что власть инициирует какие-то решения, чтобы исправить баланс в сторону чужих. А это меньшинство уже чужое.
Кроме того, у власти появилась новая сверхидея. Прежде, пусть и во многом на уровне риторики, провозглашалось: Россия принадлежит семье европейских народов, она часть цивилизованного Запада. Да, она следует туда своим, особым и подчас весьма витиеватым маршрутом, но рано или поздно он приведет ее в Европу.
Сегодня это изменилось даже на уровне риторики. В сторону Европы нам больше не надо, в том числе потому, что сама Европа изменилась. Впала в какой-то декаданс: легализовала однополые браки, повсеместно развела гражданскую активность, да еще и экономику довела до ручки.
И зачем нам туда идти? Нужно строить свое государство, основанное на нравственности, религиозной чистоте, консервативных ценностях, законности. К тому же это находит отклик у большинства населения, на этом можно консолидировать своих и задавить модернистов. Такова будет и концепция законотворчества.
Граждане реакционную волну поддерживают, и это показывают социологические опросы: минимум половина, а в некоторых ситуациях — до 80% поддерживают тот или иной реакционный закон.
4. Родина, воровство и клевета академика
В этом смысле мы близки к положению 1980-х в Советском Союзе. Темпы экономического роста замедляются, граждане уже почти ни во что не верят. Тогда тоже активно заговорили о нравственности, об усилении массовой агитработы.
Сейчас мало кто помнит, что в 1980 году проходила не только Олимпиада, но и весьма широко отмечалось 600-летие Куликовской битвы. В 1980-м же в Горький был выслан академик Сахаров.
При Андропове начались попытки бороться с коррупцией и теневой экономикой, апогеем стал расстрел директора Елисеевского магазина Юрия Соколова.
И всем этим мерам народ тоже радостно аплодировал. Торгашей надо сажать, историю — уважать, идеалы — сохранять. А когда какой-то академик, «подпавший под влияние жены», клеймит свою страну, его, конечно, надо наказывать.
Мы видим попытки власти сформулировать выгодную для нее повестку дня, предпринимаемые на фоне нарастающих проблем в экономике. Как и сегодня, внимание общества отвлекается от реальных проблем, повестка дня подменяется квазиповесткой. Однако как тогда, так и сейчас проблемы никуда не уходят. Поэтому думается, что уже в среднесрочной перспективе властям придется отвечать на более острые вопросы общества.
Борис Макаренко, председатель правления Центра политических технологий
1. Политики для заявлений
Из «не места для дискуссий» Дума действительно превратилась во «взбесившийся принтер». Началось это еще прошлой весной поспешным принятием закона о митингах, но в полном объеме закрепилось в текущем сезоне. Главное отличие нынешней Думы — прежний состав парламента был пассивным. Он скорее штамповал решения, приходившие сверху. Нынешний «принтер» иногда «печатает» документы самостоятельно. Иногда это откровенная самодеятельность, а иногда — инициативы, которые попали в струю, и подчас трудно определить, что идет сверху, а что есть творчество самих депутатов.
Закон об иностранных агентах скорее всего был инициирован не депутатом Сидякиным, но озвучен именно им. Мы видим, сколь изобретательна депутат Яровая. Когда американцы заявили, что режим Асада в Сирии применил химическое оружие против оппозиции, депутат Пушков первым заявил, что все их доказательства сомнительные. То Владимира Познера, то некоторые СМИ просят приструнить именно депутатскими запросами.
Это еще одно отличие нынешней Думы — в прежней практически не было публичных политиков. Обеспечить власти публичную защиту думская партия власти была не способна, за нее это до известной степени делала Общественная палата. В нынешней Думе, как мы видим, развернулось несколько весьма ярких публичных персон.
2. Не субъект, а исполнитель
При этом представители Госдумы высказываются прежде всего по политическим или морально-этическим темам. По всем репрессивным, реакционным инициативам. Дума не стала и в этом вопросе субъектом политического процесса, но она стала активным исполнителем. Политический курс власти поменялся, ныне его можно назвать уже даже не консервативным, а реакционным, и Дума стала его проводником. Трагически гибнет российский ребенок, усыновленный в Америке. На депутатской скамье уже готов вердикт: убийство. Когда спустя несколько дней выясняется, что это был трагический несчастный случай, Дума молчит. Свою миссию она уже выполнила.
3. Экономически по-прежнему не место
А вот по социально-экономической проблематике парламент по-прежнему остается «не местом для дискуссий». Редкое исключение составил закон об образовании, по которому шло обсуждение. Сейчас посмотрим, как пройдут поправки по социальным отчислениям индивидуальных предпринимателей, уже обретшие совершенно паллиативный вид. Что касается таких тем, как бюджет, ЖКХ, то здесь у парламента так и не появилась субъектность — он принимает то, что приходит из правительства или Кремля.
У Думы была прекрасная возможность самой инициировать и оформить экономическую амнистию — с 2010 года в парламенте лежали серьезные наработки по этой теме. Но они лежали без движения. Почему? Не было политической воли. Едва президент Путин сказал про амнистию, тут же оказалось, что вся партия власти ее поддерживает.
4. Запертые в гетто
Откуда столько консерватизма и даже реакции? В них не было необходимости, пока существовал так называемый, пусть и со всеми оговорками, путинский консенсус, за пределами которого были лишь маргиналы.
Однако когда часть общества потребовала впустить ее в политику, перед властью обозначились два пути действий. Первый — разрешить этим людям найти себя в политике, перестроив политическую систему, и тем самым — в перспективе — потерять монополию на власть по всей ее вертикали, вплоть до самого верха. Выбран был второй путь — ради сохранения монополии на власть объявить эту часть общества меньшинством и загнать в «гетто». Соответственно для обозначения такого реакционного поворота понадобились откровенно репрессивные и конфронтационные инструменты. Последствия применения этих мер очевидны, хотя наступят они не завтра. Это и раскол общества, и лишение активных людей стимулов заниматься чем-то социально значимым, побуждая их к внешней либо внутренней эмиграции.
5. Весна и осень
Сохранится ли подобный тренд в будущем году? Это не может продолжаться вечно, но осень начнется так же, как закончилась весна.
Алексей Чеснаков, директор Центра политической конъюнктуры
1. Сырьевая отрасль
Отличие нынешней Думы очевидно. Нет, местом для дискуссий она так и не стала. Зато стала реальным предметом дискуссии в обществе. Дискуссии малоприятной, потому что общество привыкло их проводить в ругательной форме. С другой стороны, сами напросились, выдавая поводы на-гора. Многие из законопроектов сырые и вносятся только для того, чтобы эту дискуссию спровоцировать. В качестве локальной такая технология весьма эффективна. Другое дело, что применяется она направо и налево. Чем опасна такая «провокативная» технология? Позитив от нее быстро забывается, а негатив остается надолго.
2. И снова без экономики
Проблема парламента в том, что он занят не той работой, которую от него ждут. Что такое орган представительной власти? Это критически настроенный к исполнительной власти субъект, который реализует (или пытается реализовать, в зависимости от результатов выборов) заявленную во время избирательной кампании программу. Кто-нибудь видел эту программу?
Парламент генетически предрасположен к принятию политических решений социально-экономического характера. Налоги, сборы, тарифы, бюджет, экономика — вот что должно быть в центре внимания Думы. Но решений в этой сфере нынешняя Дума почти не принимает и не инициирует. Она оказалась на периферии действительно важной для общества работы. В этом ее основная проблема. Впрочем, не исключено, что такая самодеградация приведет к необходимой обществу дискуссии о роли и месте представительной власти, и первый ее раунд мы увидим ближе к следующим парламентским выборам. Это будет непростой период для Думы.
3. Зеркало этапа
Почему подобное качество законотворческого процесса стало возможно? До какого-то времени власть не занималась некоторыми темами, можно даже сказать, сознательно выводила их в зоны отчуждения. Это были темы личной идентичности (сексуальной, религиозной и т.д.), семьи, морали. То есть то, на что у государства нет монополии и что в нашей стране легко можно перерегулировать ввиду ее недавней истории.
Однако общество и политики не могут быть все время отключены от этих тем. В политике лакун, в которых можно было бы безопасно поработать, уже не осталось, вот думцы и включились в «новую» тематику. Они отражают мнение значительной части избирателей о перекосах в этой сфере и пытаются на эти перекосы реагировать в силу своего понимания. Не всегда, кстати, чувствуя, с какой интенсивностью и нажимом это нужно делать.
Частная жизнь и мораль — такие сферы, в которых, как ни парадоксально, порой тесно сосуществуют радикально противоположные представления о допустимом. Но что сделано, то сделано. К сожалению, этот этап «развития» нужно пройти.
4. Серый, неинтересный, ответственный
Другая проблема — изменение представлений об идеальном типе парламентского деятеля. К концу 90-х распространенным типом думца был публичный демагог, спекулирующий на политических темах, который ни в чем не разбирался, кроме как в процессе клеймения оппонентов.
В нулевые этот типаж постепенно сошел на нет. Оставшиеся либо опостылели и стали незаметны, либо мимикрировали, либо переместились в ряды несистемщиков. Пришел другой тип — тип ответственного политика. Серый, неинтересный, но в принципе хорошо знающий работу законодателя. Через какое-то время дело оказалось не в том, что они лучше пишут законы, а что этого умения недостаточно. Новой энергетики, нужных власти «демагогов» (в хорошем смысле слова) так и не появилось.
Управляющие российской политикой видят способ выхода из этого в возвращении смешанной системы на выборах в Думу. Логика понятна — выборы по одномандатным округам будут стимулировать приход людей, знающих как публично работать с избирателями для победы в конкурентной борьбе. Но пока ничем не подтверждается прогноз, что через три года по одномандатным округам в Думу попадут такие эффективные популисты. Могут попасть те же хозяйственники, тем более что сама власть в отличие от собственных деклараций именно к этому настраивает свою вертикаль. И что тогда делать? Нужно понять, что старые шаблоны и типажи скоро перестанут работать и придется искать реальное решение, а не просто возвращаться к прежней схеме.
Уничижительные характеристики, которые появились в этом политическом сезоне, свидетельствуют не столько о проблемах Думы, сколько о проблемах общества. Яркими кличками и троллингом его реакция ограничивается. Гражданское общество в том виде, в котором оно существует на Западе, я даже не говорю о США, а в европейских странах, у нас не состоялось. Эрзац-структуры типа Общественной палаты не работают — достаточно посмотреть их реакцию на резонансные законопроекты последнего года. Общественные организации, которые могли бы работать как связные между властью и гражданами, как выражался недавно один думец, сознательно загнаны за Можай. В таких условиях можно сделать Думу какой угодно, хоть Навального со всеми соратниками туда посади, но изменить ситуацию с падением доверия к ней не получится.
5. Маятник без дистанции
На самом деле главные проблемы Думы впереди. Она ведь не просто не знает, как ей соблюсти необходимую для парламента дистанцию от исполнительной власти. Нынешняя Дума вообще не понимает, зачем ей нужна эта дистанция. Если в 90-е она резко оппонировала Ельцину, то в нулевые маятник качнулся в другую сторону. И она превратилась в придаток исполнительной власти.
Теперь, когда времена изменились, без определенной дистанции от исполнительной власти парламентарии еще могут сохраниться, а вот парламент как демократический институт — нет. Более того, это даже не вопрос сохранения представительной власти. Это вопрос сохранения страны.
2013ФедеральныеФедеральный уровень
