Путин еще не «хромая утка», но уже не контролирует бюрократическую систему. Ему не до стратегии – дотянуть бы без потрясений до 2018 года. Но сделать это будет ох как непросто, считает Владимир Милов, председатель партии «Демократический выбор», автор (совместно с Борисом Немцовым и Владимиром Рыжковым) сенсационных докладов о коррупции в путинской России.



- Владимир Станиславович, первая новость, как мне кажется, достойная обсуждения: президентская администрация не успела подготовить для депутатов Госдумы форму декларации не только о доходах, но и о расходах, хотя этого требует закон, принятый в ноябре. В итоге депутаты будут отчитываться только о доходах. Новость, казалось бы, несущественная. Но ведь это показатель отношения администрации главы государства к им же заявленной антикоррупционной кампании, как вы думаете?



- В свое время благодаря декларациям мы узнали о том, что наши чиновники и депутаты владеют большим количеством недвижимости и автомобилей, стоимость которых далеко не соответствует их зарплатам. Была масса публикаций и запросов – например, откуда несколько «Лексусов» у первого заместителя директора ФСБ Проничева и его жены. Но дальше кампанейщины не пошло. Действия власти фрагментарны - будь то «дело Сердюкова» или «дело Скрынник». И это дает основание полагать, что когда эти сюжеты переходят в следственно-судебную плоскость, это не более чем отражение внутривластных, межклановых конфликтов. Нет ни одного примера, когда власть берется за коррупционный сюжет и доводит его до конца, как говорится, по доброй воле. Всякий раз эти дела точь в точь совпадают с «картой военных действий» тех или иных кланов. Ничего не происходит, пока одна группировка не победит и не начнет расправляться с другой группировкой, как это происходит с Сердюковым. Из этого я не могу заключить, что перед нами системная борьба за чистоту рядов. Моя интерпретация: они действуют в привычной им спецслужбистской стилистике – создают крючки на представителей истеблишмента (я не могу назвать элитой этих людишек), дополнительные поводы держать их под контролем. Хочешь жить нормально – будь политически лояльным и молчи. Сейчас вопрос политической лояльности встал очень остро.



- А как же тезис о «национализации элит»?



- Это фантомный термин. На самом деле, идет совсем другой процесс – «связать» истеблишмент, обеспечить еще большую его лояльность в ситуации, когда политические позиции Путина очевидно пошатнулись. Его рейтинги продолжают падать, соцопросы показывают, что люди в 2018 году хотели бы видеть другого президента. И значит, впереди еще более серьезные политические события. Он видит, что часть истеблишмента уже ставит вопрос: а не пора ли менять систему и лидерство в ней? Для него этот раскол – главная опасность, источник его страха. И удары по представителям истеблишмента компрометирующими материалами – это попытки обезопасить себя от будущего внутривластного «бунта». Именно отсюда все новые способы компрометации истеблишмента: объявим зарубежную недвижимость незаконной, если надо, закроем глаза, а если кто-то начнет неправильно себя вести, достанем папочку и разберемся. Это ровно та же схема, которая сработала при изгнании из Госдумы Геннадия Гудкова: запрет на занятие бизнесом существовал больше десяти лет, и все эти годы лежал спящим домокловым мечом, многие депутаты занимались бизнесом, но пострадал только Гудков. Со временем, когда стало нужно пришпорить своих, запрет применили и в отношении нескольких единороссов. Я, кстати, вообще против этого запрета.

- Другими словами, задача стоит не в «национализации» элит, не в их чистке или смене, а в том, чтобы сделать их податливыми, как пластилин?



- Да, задача гораздо практичнее. А разговоры про национальные интересы – это демагогия. Национальный интерес – в улучшении уровня жизни людей, в хороших дорогах и отсутствии проблем в ЖКХ.



- Что еще обратило на себя внимание на прошедшей неделе? Обыски в «РУСАЛе» Олега Дерипаски, «наезд» следователей на Меткомбанк Виктора Вексельберга, предоставление Британией политического убежища Андрею Бородину. Такое ощущение, что крупный бизнес снова делают «врагом общества».



- Я не стал бы интерпретировать это именно так. Это – еще одни всплески межклановой борьбы, а она очень импульсивна. Эта борьба очень усилилась в последний год. Во-первых, они очень сильно отъелись, в том числе, из-за роста бюджетных расходов на их поддержку, из-за того, что они наглотались разных активов и стали огромными, с большими аппетитами (это касается и госкорпораций). Вторая причина, по которой эти конфликты вырываются наружу, - это, как я уже говорил, признак политического ослабления президента. Он уже не может настолько контролировать ситуацию, чтобы последствия противостояния не прорывались наружу, не становились достоянием СМИ. Раньше авторитет Путина позволял сдерживать конфликты, они тлели где-то внутри. Сейчас все это происходит в онлайн-режиме, и Путин не настолько силен, чтобы ежедневно контролировать и гасить то, что творится уже у него за спиной. Уверен, что в этой мыльной опере появится еще много серий.



- Путину придется смириться с новым положением или он постарается вернуть былой статус?



- Его супердоминирование вернуть уже невозможно, по объективным причинам. Он уже не может обеспечить такого серьезного повышения уровня жизни, как это было в первые восемь лет его президентства, когда реальные доходы росли в среднем на 12% в год. Мы так и не выбрались из экономического кризиса, рост экономики слабый, доходы населения не растут. Эта стагнация, которая тянется с 2008 года, подрубила крылышки «путинской мечте» о том, что «со мной вам всегда будет хорошо». Соответственно, его популярность падает. Падает еще и потому, что он просто надоел. Столь долго руководящий лидер не может рассчитывать на резкий всплеск популярности, особенно когда экономика стагнирует, а то и падает, это закон. Обманутые экономические ожидания людей и усталость от персоны Путина выражаются в уличном протесте, какого не было со времен Ельцина, с 1993 года.



Третья его проблема – это как раз те мощные кланы, которые он породил и которые выросли у него за спиной и обросли своими интересами. Если раньше они были его подельниками, подручными, то сейчас они институциализировались, корпоративизировались, что выражается в конкретной акционерной стоимости компаний, в стоимости акционерных долей, в объеме подконтрольных бюджетных потоков. При этом все эти люди, путинское окружение, уже видели и прочувствовали, как год назад его позиции пошатнулись, как «Акела промахнулся». Одно дело - молодой и сильный вожак, который выигрывает все бои, другое – старый, промахивающийся вождь. Стоит лидеру проявить слабость – отношение к нему своры кардинально меняется.



- Но ведь в руках президента остаются реальные рычаги воздействия на конкретных людей – кого-то можно уволить, к кому-то отправить силовиков, или, как когда-то выражался Владимир Владимирович, - докторов.



- У него со многими есть договоренности и общие интересы. «Съедать» своего союзника из-за того, что у него есть противоречия с другими твоими союзниками, это значит ослаблять один клан и усиливать другой, и кто его знает, чем это все для тебя обернется? Возьмите ту же историю с Сердюковым. Еще прошлым летом Сердюков реально выигрывал, когда добился победы над Объединенной судостроительной корпорацией, когда Проценко (Юрий Проценко, бывший генеральный директор ОСК – ред.) ушел советником Сечина в «Роснефть». А потом все стремительно поменялось. И было видно, как Путин в этой ситуации страшно метался, очень сильно переживал, потому что ему, в общем-то, нравилось то, что делает Сердюков, на фоне всего остального это было хоть какое-то движение вперед. Путин слишком связан паутиной дружб, взаимных интересов, обязательств, чтобы взять и начать все громить, тиражировать судьбу Сердюкова, который был ему достаточно близким и преданным человеком.



- Таким образом, главное для Владимира Владимировича – балансировать систему, удерживать ее от саморазрушения, от губительного воздействия внешней среды, дотянуть до 2018 года без потрясений и катастроф, остаться в истории хоть и консервативным, но не бестолковым руководителем и уж тем более не диктатором?



- Эта тактика Путина видна во всем, что мы наблюдаем весь последний год. Его инерционную формулу можно обозначить так: «Ребята, у вас все равно никого нет. Ну потерпите меня, я ведь не такой плохой». Это, конечно, уже очень далеко от прежних месседжей, от мюнхенских и лужниковских речей, когда он был действительно мачо. Сейчас он уже не мачо. Не «хромая утка», конечно: у него еще достаточно большая политическая сила. Но он уже точно не гнедой скакун чемпионских кровей и больших рывков совершать уже не может. Заряд на движение вперед практически отсутствует, он может работать только на удержание ситуации. Поэтому делает все, чтобы загнать протест в подполье и, видимо, успокоить себя таким образом. Но протест все равно будет выплескиваться, и тем ярче, чем темнее будет это самое подполье.



- В связи с этим вопрос, который в последнее время я задаю постоянно: зачем же они принимают и подписывают одни запретительные законы, зачем дразнят народ? Закон о митингах мало кого поднимет на дыбы, но закон о прописке – поднимет.



- Я отвечу как бывший бюрократ-практик (Владимир Милов был замминистра энергетики в кабинете Михаила Касьянова – ред.). Драматические изменения, о которых мы только что говорили – падение рейтинга Путина, усиление протеста и так далее – это все очень динамичные вещи, которые происходят прямо на глазах. Но государственная машина очень инертная, заскорузлая, она не может быстро реагировать на эти изменения. Она ведет себя как в прежние времена, как будто еще может рулить людьми направо и налево. Она ведь росла именно для этого, не может себе в этом отказать и не умеет по-другому. Поэтому задача Путина – сдерживать бюрократию, понимая, что сегодня власть уже не может многого позволить себе. Но насколько он сам осознает опасность постоянных запретов и ограничений, насколько он способен контролировать этот «взбесившийся принтер», этот «волшебный горшочек», который никак не перестанет «варить», это, повторяю, большой вопрос. Пока не видно, чтобы он был способен сопротивляться.



- Но вот ведь вбросил в Госдуму законопроект о возвращении одномандатных округов на выборах Госдумы. Конечно, он на руку кандидатам-единоросам, кандидатам-путинцам, но дает шансы и оппозиции.



- Прежде всего, я хочу подчеркнуть, что этот законопроект появился спустя год после политических событий, которые его вызвали. Это опять говорит о неповоротливости системы. Вернуть выборы в одномандатных округах было требованием оппозиции в течение многих лет. Потому что пропорциональная система ведет к голосованию исходя из клановых, групповых интересов, а не из интересов населения регионов и городов. И внесением этого законопроекта Путин признался, что вся его политическая реформа в виде отмены выборов губернаторов, ликвидации голосования по мажоритарной системе, это были «помоечные» инициативы, которые ведут к деградации политической системы, к концентрации в ней «горячего пара», к взрывоопасности. Он вернулся к прежней схеме выборов, расписавшись в том, что его реформы провалились.



Конечно, трудности есть – они в том, что выборы в одномандатном округе требуют от кандидата большого вклада, в том числе финансового. Понятно, что, с учетом умения наших властей запугивать бизнес, очереди из желающих финансировать оппозиционные партии не стоят, и у «Единой России» с ее «денежными мешками» гораздо больше финансовых возможностей. Кроме того, кандидат от «партии власти» может замаскироваться под независимого, под «народного», «хозяйственника». Но в этом и роль оппозиции – разоблачать таких «спрятавшихся» кандидатов-единоросов, которые идут на выборы под личиной «народных» самовыдвиженцев.



Безусловно, борьба в одномандатных округах не будет легкой, и тактически она скорее в интересах «Единой России», которая таким образом ненадолго продлит себе жизнь. Хорошая же новость состоит в том, что депутатам, избираемым от округов (а также губернаторам и мэрам), придется нести ответ перед своими избирателями, и это будет сдерживающим фактором. Пусть они и лояльны Путину, у них, с одной стороны, появляется дополнительный, очень мощный источник легитимности, а с другой – фактор, определяющий их политическую судьбу: будут плохо себя вести по отношению к гражданам – их не переизберут.



- Не является ли возвращение одномандатных округов механизмом смены опостылевших Путину элит, по крайней мере, на парламентском уровне?



- Да, можно рассматривать его и как механизм ротации истеблишмента. И пусть, и хорошо. Если вы посмотрите на сегодняшний состав Госдумы, то это «ужас-ужас» какой-то. Там сидят люди, которые в прямой политической конкуренции не избрались бы никогда и никуда, а в партийные списки попали исключительно благодаря аппаратным игрищам.



- Законопроект запрещает создавать партийные блоки. Таким образом, он пододвигает оппозиционные партии к объединению?



- Запрет блоков - это плохо, но не фатально. Старые партии (так называемая системная, парламентская оппозиция, а также, к примеру, «Яблоко») всем уже изрядно надоели. К примеру, на октябрьских муниципальных выборах в Ярославле ЛДПР не прошла, сильно упали результаты КПРФ и «Справедливой России». Зато появилась фракция «Гражданской платформы», а еще двум новым партиям совсем немного не хватило, чтобы пройти барьер. Если среди новых партий появятся такие, которые смогут привлекать массового избирателя, вопрос о блоках отпадет сам собой, он не будет иметь принципиального значения. Если блоки – это сложение процентиков маленьких партий: процентик там, процентик здесь – это все в пользу бедных. Такие блоки недолговечны, и таким партиям нечего делать на политической арене, они сгинут сами собой в рамках естественного отбора. Такая оппозиция просто не нужна. Процесс формирования крупных партий, присоединения к ним других организаций и сторонников, кристаллизации лидеров гораздо важнее. И я в этом смысле оптимист, такие партии, которые смогут брать 5-7-10%, а то и больше, обязательно появятся.



- Выходит, Путин все-таки заботится о политическом ландшафте не только для себя? Как вам вообще идея о том, что он разочаровался в Западе и теперь собирает силы для возрождения автономной, ни от кого не зависимой, мощной России?



- После 13 лет во главе государства, наконец, задумался возрождать свою страну? Учитывая, что они даже не построили нормальную дорогу из Москвы в свой родной Питер, всего 700 км, это напоминает анекдоты про «горячих финских парней». Он не в такой позиции сейчас, чтобы думать о глобальных перспективах возрождения. Тут он страшно возмущался тем, что коммунальные тарифы внезапно выросли на порядки (так как на людей «навесили» общедомовые сети), и приказал не допускать их увеличения более чем на 6% в год. И это при том, что за последнее десятилетие тарифы ЖКХ выросли более чем в 10 раз. Он что, не в курсе? Или всерьез считает, что проблему можно решить окриком, в стиле «поезд, стой, раз-два»? Он не может ничего предложить в качестве повестки движения вперед и, естественно, прибегает к директивам, которые ничего не дадут.



- Ну как же нет повестки? Советник президента, академик Сергей Глазьев предложил усилить роль государства в экономике. А обозреватели говорят о консервативной концепции – с доминированием государства, с разворотом к традиционным, но духоподъемным ценностям, включая религиозные.



- Понимаете, Путин сейчас находится в положении позднего Горбачева, который начал понимать, что без кардинальных политических и экономически реформ - никуда. Тогда тоже были разные академики, которые настаивали, что нельзя переходить на рыночное хозяйствование, нужно попробовать совершить еще один плановый рывок. То, что говорит Глазьев, это просто смешно. Вот уже 10 лет, начиная с «дела ЮКОСа», как начался большой возврат государства в экономику: национализация активов, увеличение госрасходов. Россия единственная страна на постсоветском пространстве – от Македонии до Монголии, – которая совершила этот большой разворот. Сначала доля госсектора у нас уменьшилась примерно до 30% ВВП, а потом выросла до более чем 50% на данный момент. Такого не было даже в Белоруссии и Туркменистане, потому что доля частного сектора там маленькая, но она увеличивается. У меня вопрос: где результаты? Налоговые бремя резко выросло, экономический рост уменьшился, рост доходов населения сократился. И что хорошего от покупки активов ЮКОСа, от приобретения «Сибнефти», ТНК-ВР? Куда еще дальше наращивать роль государства? Отобрать металлургию? Выкупить торговые сети? И что от этого изменится? Где и как именно произойдет рывок, если повсюду вернется государство? Все эти тухлые подходы, им миллион лет. И то, что советники Путина выступают с таким старьем, с такой трухой, это дополнительное свидетельство кризиса мышления внутри системы, того, что они не могут родить ничего, кроме идей 30-х годов прошлого века, которые в современном мире неактуальны. Никаких современных стратегических идей у них нет.



Что касается лично Путина (и, кстати, некоторых раскрученные игроков из оппозиции), то они заняты одним и тем же - перевариванием тех турбулентных событий, которые случились год назад и к которым они оказались совершенно не готовы. Они как удав, который съел слишком много. Мы видим, что и Путин, и некоторые деятели оппозиции не в состоянии предложить какой-то план движения вперед и только мучают друг друга ложными, фальшивыми информационными поводами, которые не стоят и выеденного яйца: Пехтин, спектакль про Pussy Riot и так далее. А стратегически - вакуум, пустота.

2012ФедеральныеФедеральный уровень